и колбасных цехов, работники которых традиционно использовали именно такую спецодежду. Полицейские агенты обошли весь Уайтчепел, демонстрируя найденный на помойке передник, и, в конце концов, установили, кому он принадлежал. Оказалось, что эта вещь принадлежала неким Эмилии Ричардсон и её сыну Джону. Семейный бизнес заключался в мелкой торговле мясными товарами; мать и сын владели лавочкой на Хэнбари-стрит, а их продуктовый склад находился как раз во дворе дома №29, в том самом, где было найдено тело Энн Чэпмен. Ричардсоны были тщательно проверены полицейскими и сумели доказать свою полную непричастность к убийству Чэпмен. Фартук действительно был выброшен на помойку Джоном Ричардсоном за несколько дней до преступления; там он, видимо, благополучно провалялся, пока его не поднял убийца, чтобы использовать в своих целях.

Помимо этого, полиция получила от Ричардсонов и другую важную информацию. Джон рассказал, что утром 8 сентября – в интервале 04:45—04:50 – он заходил во двор дома №29 с целью проверки замков на двери подвала, в котором находился их склад. Для этого он открыл дверь во двор, подошёл к двери подвала, осмотрел замки и вернулся обратно на Хэнбари-стрит. Джон Ричардсон без колебаний утверждал, что в указанное им время во дворе не было посторонних, и там также не было тела убитой Энн Чэпмен. Ричардсон оказался человеком весьма пунктуальным и добросовестным свидетелем, он точно воспроизводил хронологическую последовательность событий 8 сентября и убедил, в конце концов, следователей в точности сообщённых им сведений. Но в таком случае рождался вполне закономерный вопрос: если датировка момента смерти Энни Чэпмен, сделанная доктором Филлипсом, неверна, и убийство женщины последовало после 04:50, то каким образом убийца сумел остаться незамеченным? Сдвиг во времени от 04:30 к 05:00 часам увеличивал риск обнаружения преступника многократно. По Хэнбари-стрит к этому времени уже шли люди, в самом доме №29 многие жильцы не спали, так каким же образом убийца сумел нанести своей жертвы такие ужасные кровавые раны и остаться при этом никем не замеченным?

Помимо этого, следствие чрезвычайно интересовало происхождение конверта, найденного рядом с телом Энн Чэпмен. Существовала надежда на то, что он сможет привести полицию к убийце. Такие почтовые конверты были в широкой продаже и, как довольно скоро выяснилось, найденный рядом с телом конверт вообще не принадлежал Энни Чэпмен. Полиции удалось отыскать свидетеля, который рассказал, как своими глазами видел, что за несколько дней до гибели Чэпмен подняла с пола на кухне кем-то брошенный конверт и переложила в него таблетки из собственной сломанной сумочки. Так что и сам конверт, и надписи на нём никоим образом не могли способствовать прояснению обстоятельств преступления.

Между тем, в течение 8 и 9 сентября 1888 г. полиция сумела отыскать весьма важных свидетелей, показания которых могли бы весьма способствовать прояснению обстоятельств гибели Энн Чэпмен и разоблачению её убийцы.

Прежде всего, детективам, обходившим дома по Хэнбари-стрит, удалось найти человека, не спавшего всю ночь на субботу. Алберт Кадош, страдая из-за ревматических болей, не мог уснуть и всю ночь просидел в кресле перед окном. Жил он прямо напротив дома №29 и до утра держал приоткрытым окно спальни. Он прекрасно слышал всё, происходившее той ночью на улице. По его утверждению, в утренние часы странными показались два происшествия: в 05:20 женский голос явственно воскликнул: «Нет!» – а через 10 минут за забором во дворе дома N 29 послышался звук падения. Кадош считал, что с таким звуком могло бы упасть человеческое тело.

Ещё более важным представлялось свидетельство Элизабет Лонг, торговки с рынка «Спиталфилдс», которая в 05:30 пересекла двор дома №29. В определении времени женщина не ошибалась, поскольку слышала бой часов на башне пивоваренного завода, расположенного в Уайтчепеле. По словам Элизабет Лонг, во дворе дома №29 женского трупа не было, как не было вообще ничего подозрительного. Но вот на выходе из двора свидетельница встретила мило беседовавшую парочку – мужчину и женщину, причём в последней Лонг опознала Энн Чэпмен. Полиция не сомневалась, что разговаривавший с Чэпмен мужчина был убийцей.

Разумеется, первое достоверное описание предполагаемого убийцы было чрезвычайно важно для последующих розысков. Казалось, удача наконец-то благосклонно подарила сыщикам шанс на скорое разоблачение убийцы. Хотя Элизабет Лонг честно призналась, что не смогла бы опознать собеседника Энни Чэпмен, тем не менее, она смогла сообщить весьма существенные детали его внешнего облика. Мужчина, по её словам, был невысок (не более 165 см), возрастом за 40 лет, одетый во всё темное (пиджак, брюки, шляпу), в руках он держал чёрную мужскую сумочку из кожи (по типу тех, что ныне называются «барсетки»). Когда Лонг попросили дать общую характеристику внешнего вида неизвестного, она определила его такими словами: «Скорее иностранец, нежели англичанин», – и, подумав, добавила: «Потрёпанный, благородного происхождения» (по-английски дословно: «shabby genteel»).

Показания Джона Ричардсона, Алберта Кадоша и Элизабет Лонг были исключительно важны для расследования. Фактически полиция впервые получала вполне ясные указания относительно внешнего вида убийцы. И тем более странным представляется фактическое игнорирование всей этой информации старшим инспектором Чандлером, который посчитал, что перед ним недобросовестные свидетели. Спорный момент о времени совершения убийства инспектор разрешил в пользу полицейского врача. Чандлер постановил считать, что убийство Энн Чэпмен совершилось именно в 04:30, поэтому, когда Джон Ричардсон заходил во двор осматривать замки своего склада, тело убитой женщины уже лежало во дворе дома и просто не было им замечено. Когда же Элизабет Лонг прошла через двор дома №29 и вышла на Хэнбари-стрит, она точно так же не рассмотрела лежащего тела; Лонг ошибочно приняла за Чэпмен другую проститутку, беседовавшую с клиентом, и её опознание ничего не стоит. Инспектор Чандлер верил в непогрешимость медицинской науки и потому отверг свидетельства, получившие впоследствии подтверждения из других источников.

Между тем, современные научные представления хорошо объясняют возникшую нестыковку во времени. Доктор Филлипс в своей оценке момента наступления смерти Энн Чэпмен действовал довольно халатно. Доктор при вынесении своего заключения опирался только на температуру внешних покровов тела, между тем, измерение температуры печени (либо ректальной температуры) является более надёжным способом определения скорости охлаждения тела. Доктор Филлипс не воспользовался градусником, а определил температуру простым прикосновением руки. Конечно, врачебный опыт – дело хорошее, но в данном случае он, очевидно, сыграл с доктором злую шутку. Известно, что на скорость охлаждения существенно влияет температура окружающей среды. Ночь с 7 на 8 сентября 1888 г. была в Лондоне весьма прохладной, около +7° C, и доктору Филлипсу следовало бы сделать на это поправку. Кроме того, имелось ещё одно соображение, которое следовало учитывать при определении момента смерти Чэпмен: её ноги были открыты, а живот – разрезан, что, безусловно, способствовало ускоренному охлаждению тела.

Ошибка доктора Филлипса была весьма существенной. Сейчас можно с уверенностью утверждать, что убийство Энн Чэпмен произошло никак не в 04:30 пополуночи, а скорее всего, часом (или около того) позже.

После 8 сентября 1888 г. улицы Уайтчепела обезлюдели. Даже самые закоренелые скептики не могли отрицать того, что в районе орудует преступник, совершающий страшные безмотивные преступления. Уже не могло быть никаких версий о бандах, обирающих проституток, или случайных убийствах. Убийства были неслучайны, они повторялись и, очевидно, могли повторяться в будущем. Не существовало критерия, который позволял бы однозначно выделить круг потенциальных жертв, а это значило, что следующей жертвой могла стать любая женщина Уайтчепела. Слухи однозначно связали совершаемые убийства с евреями, населявшими район; в версию об иностранце не мог поверить старший инспектор Джозеф Чандлер, но простые жители Ист-энда поверили сразу же. Антисемитские страсти усугублялись тем, что, по показаниям жертв «Красного Передника», этот преступник тоже был евреем. Народная молва однозначно связывала преступления «убийцы из Уайтчепела» с нападениями «Красного Передника». Кстати сказать, версия о том, что в обоих случаях действовал один и тот же человек, находила поддержку и среди детективов. Многие полицейские обратили внимание на то, что в августе 1888 г. нападения «Красного Передника» прекратились. А это могло означать только то, что